Неточные совпадения
В то время как она входила, лакей Вронского с расчесанными бакенбардами, похожий на камер-юнкера, входил тоже. Он остановился у двери и, сняв фуражку, пропустил ее. Анна узнала его и тут только вспомнила, что Вронский вчера сказал, что не приедет. Вероятно, он об этом прислал записку.
Она слышала, снимая верхнее платье
в передней, как лакей, выговаривавший даже р как камер-юнкер, сказал: «от графа княгине» и передал записку.
Когда дело было прочтено, Степан Аркадьич встал потянувшись и, отдавая дань либеральности времени,
в присутствии достал папироску и пошел
в свой кабинет. Два товарища его, старый служака Никитин и камер-юнкер Гриневич, вышли с ним.
Тогда еще из Петербурга только что приехал камер-юнкер князь Щегольской… протанцевал со мной мазурку и на другой же день хотел приехать с предложением; но я сама отблагодарила
в лестных выражениях и сказала, что сердце мое принадлежит давно другому.
[Роброн (устар.) — широкое женское платье.]» Камер-лакей объявил, что государыне угодно было, чтоб Марья Ивановна ехала одна и
в том,
в чем ее застанут.
Но и
в камере пред ним все плавало искаженное гримасами Лютова потное лицо, шипели
в тишине слова...
Самгин сел на нары. Свет падал
в камеру из квадратного окна под потолком, падал мутной полосой, оставляя стены
в сумраке. Тагильский сел рядом и тихонько спросил Самгина...
Но Тагильский вызвал его
в камеру прокурора и встретил там одетый
в тужурку с позолоченными пуговицами.
— Елизаветинских времен штучка, — сказал Тагильский. — Отлично, крепко у нас тюрьмы строили. Мы пойдем
в камеру подследственного, не вызывая его
в контору. Так — интимнее будет, — поспешно ворчал он.
Пили чай со сливками, с сухарями и, легко переходя с темы на тему, говорили о книгах, театре, общих знакомых. Никонова сообщила: Любаша переведена из больницы
в камеру, ожидает, что ее скоро вышлют. Самгин заметил: о партийцах, о революционной работе она говорит сдержанно, неохотно.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные
в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака
в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
— Развлекался только ссорами с начальником, лентяишко такой, пьяница, изображает чудовище, шляется по
камерам, «иский, кого поглотити», скандалит, как
в трактире.
—
В камеру Безбедова, — сказал Тагильский. Человечек, испуганно мигнув мышиными глазами, скомандовал надзирателю...
— У Сомовой. За год перед этим я ее встретил у одной теософки, есть такая глупенькая, тощая и тщеславная бабенка, очень богата и влиятельна
в некоторых кругах. И вот пришлось встретиться
в камере «Крестов», — она подала жалобу на грубое обращение и на отказ поместить ее
в больницу.
— Свободных
камер нет, ваше высокородие. Господин Безбедов содержатся
в общеуголовной. У нас все переполнено-с…
— Очень глупенький, — сказала она, быстрыми стежками зашивая
в коленкор какой-то пакет, видимо — бумаги или книги, и сообщила, незнакомо усмехаясь: — Этот скромнейший статистик Смолин выгнал товарища прокурора Виссарионова из своей
камеры пинком ноги.
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя
в круглую, как внутренность бочки,
камеру башни, он быстро закрыл за собою дверь, точно спрятался.
В тюрьме он устроился удобно, насколько это оказалось возможным;
камеру его чисто вымыли уголовные, обед он получал с воли, из ресторана; читал, занимался ликвидацией предприятий Варавки, переходивших
в руки Радеева. Несколько раз его посещал,
в сопровождении товарища прокурора, Правдин, адвокат городского головы; снова явилась Варвара и, сообщив, что его скоро выпустят, спросила быстрым шепотком...
Его посадили
в грязную
камеру с покатыми нарами для троих, со сводчатым потолком и недосягаемо высоким окошком; стекло
в окне было разбито, и сквозь железную решетку втекал воздух марта, был виден очень синий кусок неба.
— Долго, а — не зря! Нас было пятеро
в камере, книжки читали, а потом шестой явился. Вначале мы его за шпиона приняли, а потом оказалось, он бывший студент, лесовод, ему уже лет за сорок, тихий такой и как будто даже не
в своем уме. А затем оказалось, что он — замечательный знаток хозяйства.
— Башка болит. Кажется — остригусь. Я сидела
в сырой
камере и совершенно не приспособлена к неподвижной жизни.
— Я сказал —
в камеру! — строго напомнил Тагильский.
— Освободить, привести
в камеру…
Но… несмотря на все это, бабушка разжаловала ее из камер-фрейлин
в дворовые девки, потом обрекла на черную работу, мыть посуду, белье, полы и т. п.
Хотя Райский не разделял мнения ни дяди, ни бабушки, но
в перспективе у него мелькала собственная его фигура, то
в гусарском, то
в камер-юнкерском мундире. Он смотрел, хорошо ли он сидит на лошади, ловко ли танцует.
В тот день он нарисовал себя небрежно опершегося на седло, с буркой на плечах.
А ты поступишь
в университет,
в юридический факультет, потом служи
в Петербурге, учись делу, добивайся прокурорского места, а родня выведет тебя
в камер-юнкеры.
У меня вон предки есть: с историческими именами,
в мундирах, лентах и звездах: ну, и меня толкали
в камер-юнкеры, соблазняли гусарским мундиром.
Вдруг однажды Николай Семенович, возвратясь домой, объявил мне (по своему обыкновению, кратко и не размазывая), чтобы я сходил завтра на Мясницкую,
в одиннадцать часов утра,
в дом и квартиру князя
В—ского, и что там приехавший из Петербурга камер-юнкер Версилов, сын Андрея Петровича, и остановившийся у товарища своего по лицею, князя
В—ского, вручит мне присланную для переезда сумму.
— Нет-с, не с господином Ламбертом, — так и угадал он сразу, точно впрыгнул
в мою душу своими глазами, — а с ихним братцем, действительным, молодым господином Версиловым. Камер-юнкер ведь, кажется?
Так как мы могли встретить ее или французские суда
в море, — и, может быть, уже с известиями об открытии военных действий, — то у нас готовились к этой встрече и приводили фрегат
в боевое положение. Капитан поговаривал о том, что
в случае одоления превосходными неприятельскими силами необходимо-де поджечь пороховую
камеру и взорваться.
Маслова вернулась домой
в свою
камеру только
в 6 часов вечера, усталая и больная ногами после пройденных без привычки пятнадцати верст по камню, убитая неожиданно строгим приговором, сверх того, голодная.
В камере слышна была суетня: женские голоса и шаги босых ног.
Когда Нехлюдов вышел
в коридор, англичанин с смотрителем стоял у отворенной двери пустой
камеры и спрашивал о назначении этой
камеры. Смотритель объяснил, что это была покойницкая.
Его, очевидно, не интересовало узнать, кто глядит к нему
в камеру.
Из дверей
камер и
в коридоре слышались храп, стоны и сонный говор.
В одном коридоре пробежал кто-то, хлопая котами,
в дверь
камеры, и оттуда вышли люди и стали на дороге Нехлюдову, кланяясь ему.
— Разве можно тут разговаривать, — сказала она, — пройдите сюда, там одна Верочка. — И она вперед прошла
в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной
камеры, отданной теперь
в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой, лежала Вера Ефремовна.
За чаем
в этот день по всем
камерам острога шли оживленные разговоры о том, что
в этот день должны были быть наказаны розгами два арестанта.
— Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! — крикнул старший надзиратель
в дверь
камеры.
Когда Нехлюдов вернулся вслед за Катюшей
в мужскую
камеру, там все были
в волнении. Набатов, везде ходивший, со всеми входивший
в сношения, всё наблюдавший, принес поразившее всех известие. Известие состояло
в том, что он на стене нашел записку, написанную революционером Петлиным, приговоренным к каторжным работам. Все полагали, что Петлин уже давно на Каре, и вдруг оказывалось, что он только недавно прошел по этому же пути один с уголовными.
Странное чувство охватило Нехлюдова, когда он остался один
в маленькой
камере, слушая тихое дыхание, прерываемое изредка стонами Веры Ефремовны, и гул уголовных, не переставая раздававшийся за двумя дверями.
Двери
камер были отперты, и несколько арестантов было
в коридоре. Чуть заметно кивая надзирателям и косясь на арестантов, которые или, прижимаясь к стенам, проходили
в свои
камеры, или, вытянув руки по швам и по-солдатски провожая глазами начальство, останавливались у дверей, помощник провел Нехлюдова через один коридор, подвел его к другому коридору налево, запертому железной дверью.
В камере были только: чахоточная владимирская с грудным ребенком, старушка Меньшова и сторожиха с двумя детьми.
В соседней
камере послышались голоса начальства. Всё зaтихло, и вслед за этим вошел старшой с двумя конвойными. Это была поверка. Старшой счел всех, указывая на каждого пальцем. Когда дошла очередь до Нехлюдова, он добродушно-фамильярно сказал ему...
В обычное время
в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и
камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
Камера,
в которой содержалась Маслова, была длинная комната,
в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети пространства.
В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
В этой
камере больных было четверо. На вопрос англичанина, почему больных не соединяют
в одну
камеру, смотритель отвечал, что они сами не желают. Больные же эти не заразные, и фельдшер наблюдает за ними и оказывает пособие.
— Ну, девка, заживешь теперь, — говорила Кораблева Масловой, когда она вернулась
в камеру. — Видно, здорово
в тебя втреснувши; не зевай, пока он ездит. Он выручит. Богатым людям всё можно.
Уголовные теперь затихли, и большинство спало. Несмотря на то, что люди
в камерах лежали и на нарах, и под нарами и
в проходах, они все не могли поместиться, и часть их лежала на полу
в коридоре, положив головы на мешки и укрываясь сырыми халатами.
Оказалось, что грамотных было больше 20 человек. Англичанин вынул из ручного мешка несколько переплетенных Новых Заветов, и мускулистые руки с крепкими черными ногтями из-за посконных рукавов потянулись к нему, отталкивая друг друга. Он роздал
в этой
камере два Евангелия и пошел
в следующую.